Об исчезнувших десяти коленах израилевых написано столько, что это уже не поддается обычному исчислению. И где только не пытаются искать их следы неутомимые исследователи! Дух захватывает от одних только масштабов поисков: Кавказ, Афганистан, Индия, Южная Америка (?!), Китай и даже Япония.

Даже?…

За долгие годы работы преподавателем и переводчиком японского языка я вправе сказать, что кое-что знаю о стране Восходящего Солнца. Поэтому моя первая реакция на смелые заявления некоторых исследователей (в том числе и израильских) о том, что японцы – это одно из десяти наших горемычных колен (раз эти самые колена где-то затерялись, то почему бы и не в Японии?) была вполне естественной: бред, притянутый за уши. Наверное, я и сейчас продолжал бы так думать, если бы не один случай, который в корне изменил моё отношение к данной теме.

Как-то августовским вечером 2002 года мы сидели в одном из уютных караоке-баров самого северного города Японии – Вакканая. Мы – это я и мой добрый приятель Хатано Фумитаки, сотрудник администрации губернаторства Хоккайдо. Повод был тривиальный: Хатано-сан выиграл в «пачинко» (японские игровые автоматы) немалую сумму и предложил мне отметить это знаменательное событие. Предложение было с благодарностью принято.

Хатано-сан – личность незаурядная, блестящий эрудит, знаток русского и испанского языков. Но меня он окончательно доконал двумя вещами: тем, что знал наизусть всего (!) Окуджаву, и тем, что однажды спел песню на ломаном иврите. Словом, был уик-энд, мы пили, наслаждались общением и пели под гитару русские и японские песни под шумные одобрительные возгласы окружающих.

Бармен принёс сакэ.
— Кампай! – я приподнял крошечную чашечку-сакадзуки.
— А как это на иврите? – спросил Хатано-сан.
— Лехаим.
— Тогда, лехаим. Ведь мы же некоторым образом дальние родственники.
— Ты о чём? Если о десяти коленах, то это несерьёзно.
— Напрасно иронизируешь, – Хатано-сан хитро улыбнулся и пригубил сакэ. – Ты лучше взгляни на стену справа.
На стене бара, дизайн которого был выполнен в традиционном японском стиле, висела огромная краснолицая бородатая маска с непропорционально длинным носом и то ли со свирепым, то ли с плачущим выражением лица.
— Знаешь, кто это?
— По-моему, «Тэнгу» — демон в синтоистской мифологии.
— Правильно. А теперь посмотри ещё раз, только повнимательнее. На лбу у него ничего не замечаешь?

…Шок. Мороз по коже. Не может быть…
На лбу маски недвусмысленно просматривалась аккуратная чёрная коробочка!

— Знаешь, — Хатано-сан не спеша наполнил мою сакадзуки, – в императорской семье есть несколько реликвий, которые раньше служили основанием для подтверждения божественного происхождения японских монархов. Они общеизвестны. Но в народе упорно ходят слухи, что существуют еще несколько реликвий, которые никому не показывают. Говорят, что это какие-то древнееврейские письмена. Хотя, слухи есть слухи…

Я вернулся домой потрясенный. Перед глазами все еще стоял образ Тэнгу: овальное красное лицо (семитская медная смуглость?), густая длинная борода, нетипичная для японцев, и огромные печальные глаза, спутать которые с другими просто невозможно.
Первое, что сделал – полез в интернет. Снимки и материалы посыпались, как из рога изобилия. «Тэнгу» — дословно означает «небесная собака», то есть демон. Образ, по мнению многих ученых, заимствован из Китая или Индии. А демонами или «заморскими чертями» в древнем Китае традиционно называли иностранцев с европейскими чертами лица.
Действительно, маска из бара оказалась типовым изображением Тэнгу. Кстати, первоначально они изображались с птичьими клювами (горбатый семитский нос?), и лишь несколько столетий спустя клюв трансформировался в неестественно длинный нос. Правда, коробочка на лбу была не кубическая, а пятигранная, но кто знает, как выглядели тфилин более двух с половиной тысяч лет назад?

Прочитав все, что смог найти, понял, что отыскать здесь еврейский след практически невозможно. Тщательный анализ Синто, древней религии японцев, также наводит на некоторые точки соприкосновения с элементами раннего иудаизма, но все это косвенно и с очень большой натяжкой. Поэтому, ни в коей мере не претендуя на научный подход, попробую высказать просто личный взгляд стороннего наблюдателя, однажды «заболевшего» этой темой.

Вряд ли какое-либо колено добралось до японских островов, но дыма без огня не бывает. Логика проста: переселение народа – это такое явление, которое незамеченным не проходит, а масштабы переселения прямо пропорциональны следам, остающимся в истории и языке. Поэтому, скорее всего, имело место проникновение в Японию (тогда еще полудикую, с зачатками государственности) отдельных небольших групп евреев со стороны Китая, что и было зафиксировано на художественно-бытовом уровне, оставшись в синтоистских мифах и народных сказках. Сами же малочисленные пришельцы тихо и незаметно растворились в море ещё только формирующегося японского этноса.